В течение всей жизни Шостакович проявлял огромный интерес к музыкальному инструментарию и изобретениям в этой области. В партитуру фильма «Одна» (1931) он ввёл звучание первого советского электромузыкального инструмента терменвокс. Позже он познакомился с клавишным электроинструментом эмиритон, сконструированным А. Римским-Корсаковым, А. Ивановым, Л. Крейцером и В. Дзержковием, и с аппаратом вариофон, предназначенным для оптической записи музыки на киноленте (изобретатель Е. Шолпо).
Седьмую симфонию Шостакович начал писать в осаждённом Ленинграде летом 1941 года. В августе, работая над первой частью симфонии, он жил в консерватории на казарменном положении как боец пожарной команды. В октябре Шостакович был эвакуирован в Куйбышев, где закончил симфонию. 5 марта 1942 года в Куйбышеве состоялась её премьера в исполнении оркестра Большого театра под управлением Самуила Самосуда. 19 июля Седьмая симфония впервые прозвучала в США под управлением Артуро Тосканини. 9 августа 1942 года симфония была исполнена в блокадном Ленинграде Большим симфоническим оркестром Ленинградского радиокомитета под управлением Карла Элиасберга.
Осенью 1940 года Шостакович вместе с художником Натаном Альтманом был приглашён Григорием Козинцевым для участия в работе над постановкой «Короля Лира» в Большом драматическом театре им. М. Горького. Премьера спектакля состоялась 24 марта 1941 года.
Шостакович на клавишном ритмографе размечает длительность, громкость и другие характеристики звуков в своём Квинтете для оптической записи аппаратом вариофон. Ленинград, март 1941 года.
Фото Р. Мазелева
А.Иванов показывает Шостаковичу звучание эмиритона. Ленинград, 26 марта 1941 года.
Фото Н. Янова
Шостакович во время игры на рояле во второй половине 1940 - первой половине 1941 г.
Создатели и участники спектакля «Король Лир». Сидят: Натан Альтман, Дмитрий Шостакович, Григорий Козинцев, Василий Софронов (Лир); стоят: Геннадий Мичурин (Глостер), Георгий Самойлов (Эдгар) и Александр Лариков (Кент).
27 декабря – завершение Седьмой симфонии (ор.60).
Переезд из блокадного Ленинграда в Москву, а затем в Куйбышев.
«В начале войны – 22 или 23 июня – я подал заявление о приеме меня добровольцем в Красную Армию. Мне сказали, чтобы я подождал. Второй раз я подал заявление сразу же после речи товарища Сталина, в которой он говорил о народном ополчении. Мне было сказано: мы вас примем, а пока идите и работайте там, где работаете. <...>»
«Час тому назад я закончил вторую часть своего нового симфонического произведения. <...>
Для чего я сообщаю об этом? Я сообщаю об этом для того, чтобы радиослушатели, которые слушают меня сейчас, знали, что жизнь нашего города идет нормально. Все мы сейчас несем свою боевую вахту».
«Оторван первый листок нового календаря. Как прошел мой первый трудовой день в новом году?
В одной из аудиторий Ленинградской ордена Ленина консерватории меня ждали мои ученики.
<...> Творческое общение с молодежью приносит большую радость и удовлетворение. Незаметно пробежали часы напряженной педагогической работы.
Вечером поехал в филармонию. Вместе с Квартетом имени Глазунова играл свой квинтет – произведение, которым я закончил творчески насыщенный 1940 год. После короткого перерыва оркестр под управлением виднейшего советского дирижера Мравинского исполнил мою Пятую симфонию».
4 января 1941 г.
М. Зощенко:
«...казалось, что он – «хрупкий, ломкий, уходящий в себя, бесконечно непосредственный и чистый ребенок».
Это так. Но если бы это было только так, то огромного искусства (как у него) не получилось бы. Он жесткий, едкий, чрезвычайно умный, пожалуй сильный, деспотичный и не совсем добрый...
Вот в таком сочетании надо его увидеть. И тогда в какой-то мере можно понять его искусство.
В нем – огромные противоречия. В нем одно зачеркивает другое. Это – конфликт в высшей степени. <...> Это мудрый человек, и конечно, очень чистый».
28 января 1941 г.
«Посылаю Вам полный список моих сочинений. Каждый раз, когда его приходиться писать, невольно возникают мысли, что opusoв много, да толку мало...
Если после года стоит крест(+), то это обозначает следующее обстоятельство: данное сочинение не издано, потому что я не считаю возможным его издать в силу его качеств; но считаю возможным его исполнять. Если стоит два креста(++), то это значит, что сочинение не издано и не исполнено по тем же причинам. В связи с этим возникает вопрос: зачем я включаю сочинение в список, если оно даже не может быть исполнено в силу своего качества, да еще ставлю opus? Ответ на это могу дать такой: что написано пером, того не вырубить топором».
4 июня 1941 г., Ленинград.
«Я сейчас дико занят. До такой степени, что хожу на матчи только по воскресеньям. А иногда и по воскресеньям не удается побывать. Кончится это в двадцатых числах июня. Тогда будет полегче. Во всяком случае много размышляю. Думаю, что чемпионом будет «Динамо» (М.). Тбилисские одноклубники будущего чемпиона мне не очень понравились. Видел я их в матче со "Спартаком"».
5 июля 1941 г., Ленинград.
«Ввиду того, что я не сомневаюсь, что скоро мы с Вами опять будем смотреть первенство СССР по футболу, я посылаю на прилагаемом листке результаты 1941 года».
18 сентября 1941 г.
С.В. Шостакович:
«Вчера, под грохот зениток, в небольшой компании композиторов Митя... сыграл две первые части 7-ой симфонии...
14 сентября все же состоялся оборонный концерт при переполненном зале. Митя играл свои прелюдии...
Как я молю Бога, чтоб он сохранил его жизнь... У меня в минуты опасности обычно вырастают крылья и помогают мне преодолевать невзгоды, но все же я становлюсь никуда не годной и плаксивой старухой...
Враг бесчинствует сейчас в Ленинграде, но все мы пока живы и здоровы...»
«Отлично помню даты. Первая часть была закончена 3 сентября, вторая часть – 17-го, третья часть – 29 сентября. Работал я и в ночное, и в дневное время. Случалось, что во время работы били зенитки и падали бомбы. Я все-таки не прекращал писать.
25 сентября в Ленинграде я отпраздновал день своего рождения. Мне исполнилось 35 лет».
30 ноября 1941 г., Куйбышев.
«В Ленинграде я прожил до 1-го октября, 3-го сентября закончил первую часть своей 7-й симфонии. 17 сентября – вторую и 29 сентября третью. Возможно, что скоро бы я закончил и четвертую часть, однако, до сих пор она еще не готова, даже хуже: она еще не начиналась. Причины этому, очевидно, разные, и главная – это усталость от большого напряжения всех сил, которые были затрачены на сочинение первых трех частей. Как ты уже заметил, вопросы творчества меня сильно волнуют и с них я начинаю свое письмо. 30 сентября в 11 часов мне позвонила тов. Калинникова из Горкома ВКП(б) и сообщила, что 1-го октября я вылетаю в Москву. Таким образом, 1-го октября я, жена и двое детей покинули наш любимый родной город.
В дороге у нас пропали два чемодана с одеждой и бельем. Кроме того, израсходовали съестные припасы, 22-го октября мы слезли в гор. Куйбышеве. Поселились в общежитии Большого театра».
29 ноября 1941 г.
«Дорогая мамочка. Вчера меня вызвала к себе зам. Председателя Совнаркома тов. Землячка. Она в высшей степени отнеслась ко мне участливо и обещала всем помочь, чтобы создать для меня нормальные условия жизни. Разумеется, я больше всего просил ее устроить твой приезд сюда. Она мне обещала это сделать во что бы то ни стало. Я уже писал тебе, что мы получили комнату в 22 метра. Комната очень хорошая и очень теплая, с центральным отоплением. Топят прекрасно. Затем у меня есть пропуск в столовую Совнаркома. Там я получаю великолепный обед и так называемый сухой паек. Паек этот состоит из масла, молока, сахара, чая, сливок, кефира и т. п. Так что наши детишки едой обеспечены. Едят хорошо и даже поправляются. О нас не беспокойся. Мы здесь всем обеспечены. Я даже начал сочинять 4-ю часть 7-й симфонии. Землячка обещала устроить мне вторую комнату, и тогда заживем совсем хорошо, т. е. я смогу работать. На днях мне поставили рояль. Довольно приличный. Иногда мы с Левой Обориным, который тоже здесь, играем в 4 руки...»
30 ноября 1941 г.
«Из Куйбышева меня пока не выпускают.<...> Просят жить здесь.<...> Кроме того, меня задерживают здесь из-за возможной поездки моей в САСШ. От этой поездки я лично отказываюсь, т. к. ехать очень не хочется. Хочется скорее закончить симфонию и быть на родине, чем на чужбине.
Вот, пожалуй и все, что я могу сообщить о себе. Моя мама и сестра с сыном в Ленинграде...»
22 декабря 1941 г.
«Теперь у меня отдельная квартира из двух комнат. Жить стало легче и я заканчиваю финал симфонии. <...> Возможно, что скоро сюда приедет моя мама».
Ольга Берггольц:
«Для всех моих современников композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович – это часть жизни, часть биографии.
Когда началась война, Дмитрий Дмитриевич остался в Ленинграде, но самое главное и, непонятное ни для кого, кроме советского народа, – он продолжал творчески работать. И никогда, как он сам говорил, он так великолепно и творчески не работал, как в эти дни, как в дни смертельной угрозы нашему городу Ленинграду.
Есть много замечательных примеров мужества и самоотверженности ленинградцев. Один из таких примеров – это речь Дмитрия Дмитриевича Шостаковича 16 сентября 1941 года по Ленинградскому радио. Мы, работники радиокомитета, боялись главным образом одного – чтоб не было накладки – лишний шум, лишние звуки... А здесь накладка определялась бомбежкой или артобстрелом. И вот Дмитрий Дмитриевич – ужасно тогда худощавый, стал говорить: "Час тому назад я закончил партитуру второй части моего нового большого произведения – симфонического сочинения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда я назову это новое свое сочинение Седьмой симфонией».
Ван Клиберн (США):
«Все, кто знал Шостаковича лично или читал о его жизни и творчестве, хорошо знают, что этот великий музыкант в суровые годы войны остался в осажденном Ленинграде и мужественно выстоял вместе с защитниками города... Всю его жизнь и дух его произведений можно рассматривать как символ торжества добра над злом. Именно это, на мой взгляд, ставит Шостаковича на незабываемое место в истории музыки».